(из романа "Доктор Живаго")

                    1. ГАМЛЕТ

   Гул затих. Я вышел на подмостки.
   Прислонясь к дверному косяку,
   Я ловлю в далеком отголоске
   Что случится на моем веку.

   На меня наставлен сумрак ночи
   Тысячью биноклей на оси.
   Если только можно, Авва Отче,
   Чашу эту мимо пронеси.

   Я люблю твой замысел упрямый
   И играть согласен эту роль.
   Но сейчас идет другая драма,
   И на этот раз меня уволь.

   Но продуман распорядок действий,
   И неотвратим конец пути.
   Я один, все тонет в фарисействе.
   Жизнь прожить -- не поле перейти.

                 12. ОСЕНЬ

   Я дал разъехаться домашним,
   Все близкие давно в разброде,
   И одиночеством всегдашним
   Полно все в сердце и природе.

   И вот я здесь с тобой в сторожке,
   В лесу безлюдно и пустынно.
   Как в песне, стежки и дорожки
   Позаросли наполовину.

   Теперь на нас одних с печалью
   Глядят бревенчатые стены.
   Мы брать преград не обещали,
   Мы будем гибнуть откровенно.

   Мы сядем в час и встанем в третьем,
   Я с книгою, ты с вышиваньем,
   И на рассвете не заметим,
   Как целоваться перестанем.

   Еще пышней и бесшабашней
   Шумите, осыпайтесь, листья,
   И чашу горечи вчерашней
   Сегодняшней тоской превысьте.

   Привязанность, влеченье, прелесть!
   Рассеемся в сентябрьском шуме!
   Заройся вся в осенний шелест!
   Замри, или ополоумей!

   Ты так же сбрасываешь платье,
   Как роща сбрасывает листья,
   Когда ты падаешь в объятье
   В халате с шелковою кистью.

   Ты -- благо гибельного шага,
   Когда житье тошней недуга,
   А корень красоты -- отвага,
   И это тянет нас друг к другу.

              25. ГЕФСИМАНСКИЙ САД

   Мерцаньем звезд далеких безразлично
   Был поворот дороги озарен.
   Дорога шла вокруг горы Масличной,
   Внизу под нею протекал Кедрон.

   Лужайка обрывалась с половины.
   За нею начинался Млечный путь.
   Седые серебристые маслины
   Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

   В конце был чей-то сад, надел земельный.
   Учеников оставив за стеной,
   Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,
   Побудьте здесь и бодрствуйте со мной".

   Он отказался без противоборства,
   Как от вещей, полученных взаймы,
   От всемогущества и чудотворства,
   И был теперь, как смертные, как мы.

   Ночная даль теперь казалась краем
   Уничтоженья и небытия.
   Простор вселенной был необитаем,
   И только сад был местом для житья.

   И, глядя в эти черные провалы,
   Пустые, без начала и конца,
   Чтоб эта чаша смерти миновала,
   В поту кровавом он молил отца.

   Смягчив молитвой смертную истому,
   Он вышел за ограду. На земле
   Ученики, осиленные дремой,
   Валялись в придорожном ковыле.

   Он разбудил их: "Вас Господь сподобил
   Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.
   Час Сына Человеческого пробил.
   Он в руки грешников себя предаст".

   И лишь сказал, неведомо откуда
   Толпа рабов и скопище бродяг,
   Огни, мечи и впереди -- Иуда
   С предательским лобзаньем на устах.

   Петр дал мечом отпор головорезам
   И ухо одному из них отсек.
   Но слышит: "Спор нельзя решать железом,
   Вложи свой меч на место, человек.

   Неужто тьмы крылатых легионов
   Отец не снарядил бы мне сюда?
   И, волоска тогда на мне не тронув,
   Враги рассеялись бы без следа.

   Но книга жизни подошла к странице,
   Которая дороже всех святынь.
   Сейчас должно написанное сбыться,
   Пускай же сбудется оно. Аминь.

   Ты видишь, ход веков подобен притче
   И может загореться на ходу.
   Во имя страшного ее величья
   Я в добровольных муках в гроб сойду.

   Я в гроб сойду и в третий день восстану,
   И, как сплавляют по реке плоты,
   Ко мне на суд, как баржи каравана,
   Столетья поплывут из темноты".